Детей я не любила и не хотела. Мне кажется, они меня даже раздражали. Я не знала, как мне себя с ними вести, о чем с ними разговаривать, а уж слюнявых грудничков и деток ясельного возраста я старалась обойти как можно дальше стороной.
Но так было до…
В 2007 г. я вышла замуж, детей как-то особо не хотелось, хотя муж был не против, и мягко просил «Хочу ребенка».
«Давай еще немножко подождем, - говорила я ему – Поживем немножко для себя. В 30 рожу».
Прошло 1,5 года. Вопрос о ребенке с повестки дня снят не был, и остро стоял в нашей семье, включая ближайшую родню с обеих сторон. Все ждали внука или внучку, тем более, что ни в одной семье их еще не было.
«Ну, была - не была, – подумала я – пора рожать».
Пора… Кто знает, когда пора? Кто отмеряет сколько, чего, кому дать и в какое время. Бог?
Нашими судьбами он распорядился так:
Пол года упорного планирования ребенка и нулевого результата привели нас с мужем в центр планирования семьи, где нас «пролечили» еще пол года с таким же нулевым результатом. Мы плюнули на планирование и расслабились. Через месяц тест на беременность показал две полосочки. Сказать, что мы были рады – ничего не сказать, у меня из глаз лились слезы, а руки тряслись от волнения. Ребенок был желанный и долгожданный.
Через три дня я попала в больницу с маточным кровотечением.
- «У вас угроза выкидыша».
Земля куда-то уплыла из под ног.
На УЗИ в больнице врач мне сообщил, что ребенка у меня не видно.
- «Есть плодный пузырь, а эмбриона в нем нет. На этом сроке он у вас уже должен быть виден и сердце должно прослушиваться. Я сейчас вас чистить не буду, давайте подождем еще 4 дня».
Четыре дня оказались адом. Меня отпустили на эти дни домой, и я тихо сходила сума.
Муж твердил, что все обойдется, что врач ошибся, или малыш пока просто не спешит показываться. Он отвез меня в церковь, и я только помню, как стояла у иконы Богородицы и твердила «Я хочу этого ребенка. Не забирайте у меня этого ребенка, отдайте мне этого ребенка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
В день «Х» еле пердвигая ногами я зашла в кабинет УЗИ. Пока врач вел осмотр, я лежала, зажмурившись, и боялась даже вздохнуть.
- «Есть. 2 мм., вот слышите, - и послышался шум – этот шумит сердце».
Воздух наполнил легкие до отказа. Ребенок есть – это самое главное.
После выписки мы сообщили родителям эту радостную новость.
Вся первая половина срока прошла просто замечательно, на сроке в 12 недель на плановом УЗИ я увидела активно двигающего ручками и ножками своего пузожителя. Все параметры были в норме.
На второе плановое УЗИ в 21 неделю мы пошли уже вместе с мужем. Не знаю, может это женская интуиция или еще что, но шла я на то обследование с ощущением чего-то страшного. Я боялась туда идти.
Осмотр показался мне вечностью, специалист выдал заключение – У плода врожденный порок сердца – Тетрада Фалло.
В надежде, что первый специалист ошибся, мы оббежали еще 2-х специалистов, но все только подтвердили заключение первого. После этого начался еще один круг ада. Нас отправили к генетикам, где нас ошарашили еще одной новостью: «Ваш ребенок возможно Даун. Это статистика. С такими сложными пороками как у вас 20% из 100 рождаются с подобными синдромами, а тем более УЗИ у вас показало еще и кисту сосудистого сплетения головного мозга у плода, а это еще один маркер данного синдрома или подобных ему. Надо сделать исследование ворсинок хориона.
«А если анализ покажет хромосомную патологию, - спросила я – чем вы сможете нам помочь?»
- «Аборт. Такие синдромы не лечатся».
В один голос с мужем мы отказались от амниоцентеза, и приняли решение, что будем рожать, и будем любить нашего ребенка, каким бы он не родился.
Тяжело было сообщать нашим родителям, что их еще не появившийся на свет первенец, а теперь уже все знали, что это девочка, тяжело больна, и пока еще не известно на сколько тяжело.
Слез было выплакано море. Одна я, как себя ни старалась держать в руках, наревела наверное 3-х литровую банку. Было жалко всех: малышку, мужа, себя, родителей. Вопросы «За что? Почему?» не выходили из головы.
Приняв для себя то, что ответ на первый вопрос я никогда в этом мире не получу, я постаралась найти ответ на второй и перерыла весь интернет. Но и здесь исчерпывающего ответа я не нашла. Все очень приблизительно и вероятно…
Тогда я задала себе самой другой вопрос «Для чего?». И сразу поняла, что знаю ответ. Да потому что у других Этот ребенок бы не родился – они бы испугались и убили его или родив бросили. Я вспомнила, что сама просила, нет, даже умоляла Богородицу оставить мне Этого ребенка и моя мольба была услышана. Значит, я должна сделать все от меня зависящее, чтоб это ребенок родился и жил долго и счастливо.
На 27 неделе муж отвез меня в перинатальный центр Бакулева. Там нам поставили еще более сложный диагноз – двойное отхождение сосудов от правого желудочка с транспозицией магистральных артерий. На 32 неделе там же диагноз подтвердили. Пока были в Москве, я упросила супруга отвезти меня в Покровский женский монастырь к мощам матушки Матроны. И слезно просила ее заступиться за нашу крошку и помочь.
Нами было принято решение, что рожать я буду в родном городе, а дальше по состоянию ребенка будем принимать решение, когда везти ее в Бакулева для операции. В нашем городе таких малышей не оперируют.
Полиночка родилась 27 февраля 2010 года. В 21.20ч. Я всем сердцем благодарна бригаде медиков, которые принимали у меня роды за то, что все прошло без осложнений. Роды прошли легко. Через 9 часов после начала схваток моя девочка появилась на свет… синенькая… Мне не дали ее даже подержать, сразу завернули и унесли в реанимацию.
Я плакала, врач и акушерка утешали и успокаивали. Возникли проблемы с последом, который вышел не весь, поэтому мне сделали наркоз и почистили.
Положили меня в бокс. За стеклянной стеной новорожденные и нас, несколько несчастных мамочек, так же перегороженных стеклянными стенами и палатами-боксами с пустыми детскими кроватками. После наркоза я не могла встать с постели, все попытки заканчивались тем, что сделав один шаг, я задыхалась и падала опять на кровать. Так прошла ночь.
Утром, не дождавшись ни одного врача, который мне хоть что-то бы рассказал о состоянии моего ребенка, я доползла, по другому и не скажешь, сначала с 1-го этажа где лежала до 3-го, где как мне сказали, может быть моя доченька, а потом до 4-го. На лифт без сопровождения медика меня не пустили, пришлось идти по лестнице, До 4-го этажа я смутно помню, как добралась. Помню, только что в коридоре меня подхватила на руки какая-то медсестра, без сил я уже сползала по стенке на пол, и с трудом дыша и разговаривая, объяснила, что ищу дочь. Медсестра доволокла меня до сестринской, где я немного оклемалась и меня под руку отвели в реанимацию к моей малышке. Она была просто сиреневая…
На 5-ые сутки мы с мужем с трудом добились перевода Полины в местную детскую городскую больницу. С трудом. Потому что в нашем долбанном государстве, никто ни за что не хочет отвечать и нам на каждом этапе приходилось всех «пинать». За эти дни я под любым предлогом пыталась пробраться к дочурке в реанимацию – посмотреть на нее. Врач мне только говорила одно: «Она у вас тяжелая».
Месяц дочка пролежали в больнице. Сплошные капельницы через вены ручек и головки, уколы, лекарства. Меня к ней пускали с 8.00 утра до 18.00ч. Потом я легла, как мы там говорили все «на койку». Т.е. находилась я в больнице 24 часа в сутки, а с дочкой с 6.00 утра до 00.00ч. На шесть часов нас разлучали – я шла спать.
Отец увидел дочь где-то на второй или третьей неделе через стеклянную дверь, к которой мне разрешили ее вынести, пока не поставили очередную капельницу.
День выписки был сдержанно-радостным. Мы все понимали, что состояние Полины сейчас стабильное, но ей нужна квалифицированная помощь хирурга. И откладывать в долгий ящик операцию не стоит, как бы нам не хотелось верить, что все само собой пройдет, ведь с виду у нас совершенно здоровый ребенок.
Местные «светила» отечественной кардиологии подтверждали у Поли диагноз Бакулевки, но нам говорили: «Приходите попозже, срочной операции не требуется». Но я твердила мужу и родителям: «Не стоит откладывать, пока они нам здесь говорят «Не торопит», мы можем опоздать».
Встал остро вопрос – Где и у кого оперироваться? В Бакулева ехать нам почему-то расхотелось.
Было принято решение - в Питере у Любомудрова. Но, для начала нас там должны обследовать. Мы собрались и поехали: Муж, Полиночка и я.
На осмотре УЗИ Цытко А.Л. поставил нам диагноз «Тетрада Фалло» с агенезией легочного клапана и расширенными легочными стволами. Его заключению я сразу доверилась. И сомнения не возникло, что этот человек мог ошибиться.
«Езжайте домой. – сказал Андрей Леонидович – Срочная операция вам не требуется, вам еще нужно подрасти, ребенку только 2 месяца. Операция серьезная, да и мест на отделении нет. Приедете через месяц или два».
Домой… Мне почему-то очень не хотелось сейчас ехать домой.
«Что здесь? – глядя на монитор УЗИ аппарата произнес другой врач, который только что вошел в кабинет - Тетрада Фалло с расширенными легочными стволами? Андрей, ты их отправляешь домой? Нет, нет, нет – оставляй. Через месяц и через два мест на отделении по-прежнему не будет, а время можно упустить».
На следующий день этот доктор зашел к нам в палату и представился - Болсуновский Владимир Андреевич.
«Ну, все. Я вас взял к себе. Я буду вашим лечащим врачом. Подождем, когда приедет Любомудров и будем оперироваться. Он просто замечательно делает подобные операции. Время не на нашей стороне. Большие легочные, давя на бронхи, могут нарушить их структуру, и после замечательно проведенной операции мы можем получить то, что легкие при самостоятельной попытке ребенка вздохнуть, не откроются».
Это было 27 апреля 2010г.
Утром 5 мая Любомудров уволился.
Отделение опустело. Большинству было отказано в операции. Нам Болсуновский предложил остаться:
«Я могу прооперировать вашу дочь, я знаю этот порок и смогу провести его коррекцию. У меня есть достаточный опыт для этого. Но, я пойму, если вы откажетесь и уедете. Понимаю, что вы ехали к Любомудрову, но так сложились обстоятельства. Решайте».
И мы решили. Мы остались.
12 мая, я одела на Полиночку крестик от Матроны, помазала ее маслом и на своих руках отнесла дочку к дверям операционной. Всю дорогу от палаты малышка смирно лежала, как котенок, свернувшийся клубочком и только очень внимательно смотрела на меня своим наивным взглядом, чуть нахмурив бровки. В дверях я передала ее мужу, он поцеловав и перекрестив, медсестре.
Кто сказал, что время не резиновое? Она так долго тянулось, пока шла операция, Час, второй, третий… мы только верили, что все будет хорошо.
В моих руках маленькая икона Матроны начала источать легкий запах ладана. Я заместила это случайно. Как могла вдруг икона, купленная пол года назад в Покровском монастыре и до этого никак не пахнувшая вдруг заблагоухать? Это Матрона была с нами и с нашей девочкой.
Через четыре часа после начала операции Болсуновский вышел к нам из операционной.
«Мы все сделали. Все прошло по плану, никаких неприятных сюрпризов не было. Анестезию она перенесла хорошо. Теперь многое будет зависеть от нее самой. Есть опасность, что она не сможет после снятия с ИВЛ задышать самостоятельно. Время покажет. Через несколько минут можете зайти к ней в реанимацию».
Трудно было узнать своего ребенка. Очень бледная, холодная, с отеками и множеством трубок, воткнутых в нее, она была похожа на куклу. Это была среда.
Четверг прошел не легче. У Поли упал гемоглобин, срочно перелили кровь. В реанимации нам только говорили: «Стабильно тяжелая». Нам с мужем говорить было тяжело даже друг с другом, не говоря уже о том, чтобы отвечать на звонки родителей и друзей. Нервы у всех были натянуты, как струны. Мне казалось, что если еще хоть кто-нибудь мне скажет – «Не переживай. Все будет хорошо» – я вцеплюсь тому в горло.
Вечером Полину стали потихоньку приводить в сознание. Когда мы с мужем зашли, чтоб пожелать ей спокойной ночи, на нас смотрели совсем не детским взором глазенки нашей дочки. Она хотела заплакать, открыла ротик, но поскольку во рту была трубка от ИВЛ не раздалось ни звука. Полинка только так жалобно смотрела на нас и беззвучно плакала. Я впервые увидела слезы своего ребенка именно в реанимации.
Реаниматологи сказали, что будут пробовать отключать ее от ИВЛ.
Ночью мне приснился сон, будто лежит моя Полиночка в солнечных лучах, я склоняюсь над ней, а голос врача мне говорит от куда-то: «Она сама дышит». Утром я рассказала мужу свой сон и уверено сказала, что Поля сегодня будет дышать сама.
Так и было. Дочка стала дышать самостоятельно. Проблемы были с синусовым ритмом, который никак не хотел налаживаться.
На следующее утро я с такой же твердой уверенностью сказала мужу, что сегодня синусовый ритм обязательно появиться и больше не исчезнет. Я оказалась права.
И как бы мне не было плохо, какие бы дурные мысли не лезли в одиночестве в голову, заходя к дочке в реанимацию, я шептала ей на ушко: «Ты самая сильная, ты самая смелая, ты поправишься, у нас все будет хорошо».
Через неделю Полинку перевели к нам в палату, еще через неделю нас выписали домой.
«Восстановление ребенка просто революционное – сказал нам Болсуновский, - тфу-тфу, чтоб не сглазить».
А я знаю, что во-первых: наша дочурка просто очень сильная, во-вторых: мы ее очень все сильно любим и очень сильно ждали ее появления, а в третьих: столько людей молилось о ее здравии всем святым и Господу Богу, что по другому просто не могло и быть. Да, нам в будущем предстоит еще операция, ведь в сердечке теперь искусственный клапан, но мы снова прорвемся, и у нас будет по сравнению с сегодняшним ХОРОШО, просто ОТЛИЧНО!
Девочки, миленькие, кто сейчас ждет ребенка, и вам сообщили далеко не радостную весть, что у вашего малыша ВПС – прошу вас, не отчаивайтесь и не отказывайтесь от него. В ваших силах сделать для него или для нее все, чтоб ребенок был здоров. Да, это сложно и трудно, но возможно! И лучшей наградой для вас станет сам ребенок. Ведь чего-то особенно большего в жизни и не нужно.